Философ Николай Бердяев был убежден в том, что без пророчеств духовная жизнь народа замерла бы. Способность христианства к его возврату зависит во многом, считал он, от того, будет ли признано в истории пророчество. Возможно, наше пребывание сейчас в «шкуре побитой собаки» — это следствие нашего неверия в пророчества. Мы не прислушивались к ним, отвергали многое из того, что наработало человечество, и проповедовали одно лишь материалистическое отношение к вещам и явлениям. Мы были очень самоуверенны, шли напролом, покоряли природу самыми жестокими методами и были слепы душой, творили, не ведая и не осознавая, что делаем и каковы могут быть последствия. Но ничто не может быть выше Вселенской силы, и за то, что мы не понимали этого, она сейчас нам мстит, ставит все на свои места, показывает истинное положение вещей в мировой системе.

Для того пророки и приходят в мир, чтобы разъяснять суть бытия, божественный замысел. Прислушиваясь к их словам, мы прозреваем.

А прозрев, понимаем, что именно в пророчествах и надо искать свое спасение. Выбирать рациональные мысли, которые могут стать руководством к действию, осаждать себя, тех, кто слишком зарвался, умерять свою национальную гордость, считаясь с тем, что есть и другие нации на нашей планете и что надо жить в согласии и содружестве с ними и осознавать вселенское единство человеческого рода в чем и пророчествует христианское Учение

Все это есть в учениях и наших пророков, их прозрения дают нам и средство спасения. Надо только вникнуть в смысл того, что они говорят. Ведь они прозрели! Очередь за нами. Попытаемся же прозреть и мы, познакомившись с основными постулатами статьи Н. Бердяева «Национализм и мессианизм».

В ней философ говорит о том, что, хотя национальное сознание — это благо, оно должно оставаться в рамках разумного, потому что у каждой нации свое предначертание, и ни одна нация не должна претендовать на свою исключительность.

Это нарушает мировую гармонию, идет вразрез с Божьей программой устройства мира.

Из статьи «Национализм и мессианизм»: «Национализм есть положительное благо и ценность, как творческое утверждение, раскрытие и развитие индивидуального народного бытия. Но в этом индивидуальном образе народном должно внутри раскрываться все человечество.

Пагубно, когда национальность в безграничном самомнении и корыстном самоутверждении мнит себя Вселенной и никого и ничего не допускает рядом с собой. Таково направление германского национализма. Но плодоносно, когда национальность творческими усилиями раскрывает в себе вселенское, не обезличивая своего индивидуально-неповторяемого образа, но вознося его до значения всечеловеческого. Национальность не может претендовать на исключительность и универсальность, она допускает другие национальные индивидуальности и вступает с ними в общение. Национальность входит в иерархию ступеней бытия и должна занимать свое определенное место, она иерархически подчинена человечеству и космосу. И необходимо строго различать национализм и мессианизм.

Мессианизм принадлежит к совершенно другому духовному порядку, ...Христианское мессианское сознание народа может быть исключительно жертвенным сознанием, сознанием призванности народа послужить миру и всем народам мира для их избавления от зла и страдания. Мессия по природе своей — жертвенен, и народ-мессия может быть лишь жертвенным народом. Мессианское ожидание есть ожидание избавления через жертву. Мессианская идея — вселенская идея...

И я думаю, что в России есть, в русском народе есть и исключительный, нарушивший свои границы национализм, и яростный, исключительно еврейский мессианизм, но есть и христианский, жертвенный мессианизм».

По мнению философа, русская нация отличается пассивностью, особенно в том, что касается ею ожидания апокалипсиса. И чтобы не испытывать превосходства над другими нациями, русский народ должен просвещать свое сознание и очищать душу, чтобы потом служить своему народу, создавая хорошее настоящее и приближая хорошее будущее:

«...Русский апокалипсис переживается пассивно, как пронизанность русской души мистическими токами, как вибрирование ее тончайших тканей. Эта пассивная, рецептивная, женственная апокалиптичность русской души должна быть соединена с мужественным активным духом. России необходимо мужественное национальное сознание, необходима творческая работа мысли, которая произведет расчленение, прольет свет «а русскую тьму. В народной русской жизни апокалиптические переживания, погружавшие в тьму доводили до самосожжения и до истребления всякого бытия...

Русская стихия остается темной, не оформленной мужественным сознанием. Русская душа нередко переживает бессознательный темный мессианизм... Это было у некоторых русских анархистов и революционеров< веровавших в мировой пожар, из которого чудесно родится новая жизнь, ив русском народе видевшая того Мессию, который зажжет этот пожар и принесет миру эту новую жизнь... Мы должны осознать, что русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением духа, лишь великим духовным порывом к новой жизни для всего мира... Мессианизм не означает, что мы лучше других и на большее можем притязать, а означает, что мы больше должны сделать и от большего отречься. Но всякому мессианскому служению должна предшествовать положительная национальная работа, духовное и материальное очищение, укрепление и развитие нашего национального бытия...»

Еще один писатель говорит об отличии русского православного сознания от сознания народов Запада, которым ближе римская ментальность, разительно отличающаяся от других культур. Это Иван Ильин, который утверждает, что русский народ живет не разумом, а чувствами. Он мягок, и сердоболен, и не воинственен по своей природе. «Мысль и чувство в России, — сказал поэт В. Костров, - живут до соседству». Кстати, в одном из стихотворений поэт призывает, словно бы подтверждая приведенную ниже мысль Ильина, вновь увидеть мир: «И удивленный мир ВНОВЬ АХНЕТ: «Что такое?» Дух денежный слетит с престола своего...» Вот что пишет И. Ильин:

«Западная Европа не знает нас... потому что ей чужда русская (православная) религиозность. Европой искони владел Рим — сначала языческий, потом католический, воспринявший традиции первого. Но в русской истории была воспринята не римская, а греческая традиция. «Греческое вероисповедание, отдельное от прочих, дает нам особенный национальный характер» (Пушкин). Рим никогда не отвечал нашему духу й нашему характеру. Его самоуверенная, властная и жестокая воля всегда отталкивала русскую совесть и русское сердце. А греческое вероисповедание мы, не искажая, восприняли настолько своеобразно, что о его «греческости» можно говорить лишь в условной, историческом смысле.

Европа не знает нас... потому, что ей чуждо славяно-русское созерцание мира, природы и человека. Западноевропейское человечество движется волею и рассудком. Русский человек живет прежде всего сердцем и воображением и лишь потом волею и умом. Поэтому средний европеец стыдится искренности, совести и доброты, как «глупости»; русский человек, наоборот, ждет от человека прежде всего доброты, совести, искренности. Европейское подсознание формально, черство и уравнительно; русское — бесформенно, добродушно и справедливо. Европеец, воспитанный Римом, презирает другие народы (и европейские тоже) и желает* властвовать над ними: зато требует внутри государства формальной «свободы» и формальной «демократии». Русский человек всегда наслаждался естественною свободою своего пространства, вольностью безгосударственного быта и расселения и неественностью своей внутренней индивидуализации: он всегда «удивлялся» другим народам, добродушно с ними уживался и ненавидел только вторгшихся поработителей; о» ценил свободу духа выше формальной свободы— и если другие народы и народцы его не тревожили, не мешали ему жить, то он не брался за оружие и не добивался власти над ними...»

И. Ильин говорит о восприимчивости русского человека к другим культурам. Надо сказать, слишком большой восприимчивости, некритичной настолько, что допустил засилье чужого киноискусства на экране, а в свои картины включил самые интимные (глубоко личные, не терпящие чужого подглядывания) моменты человеческого бытия, сверхнатурализм. У нас другое понимание, например, воспитания детей. В. Распутин возмущается тем, что подражая западным просвещенцам, у нас с дошкольного возраста начинают преподавать детям курс безопасного секса. «Но, может быть, ответите, зачем шести-, семилетним любой секс — опасный или безопасный, когда они и понятия о нем еще не должны иметь? Раньше времени безопасный — да ведь это же опасный!» Развращение детей с «самого нежного детства», по мнению публициста, входит в программу фронтального разрушения страны:

«...Из всего выросло глубокое различие между западной и восточнорусской культурой. У нас вся культура иная — своя, и притом потому, что у нас иной, особый духовный уклад. У нас иные храмы, иное богослужение, иная доброта, иная храбрость, иной семейный уклад; у нас совсем другая литература, другая музыка, театр, живопись, танец; не такая наука, не такая медицина, не такой суд, не такое отношение к преступлению, не такое чувство ранга, не такое отношение к нашим героям, гениям и царям. И притом наша душа открыта для западной культуры: мы ее видим, изучаем* знаем, и если есть чему, то учимся у нее; мы овладеваем их языками и ценим искусство их лучших художников; у нас есть дар чувствования и перевоплощения.

У европейцев этого дара нет. Они понимают только то, что на них похоже, ко и то искажая все на свой лад. Для них русское инородно, беспокойно, чуждо, странно, непривлекательно. Их мертвое сердце мертво и для нас. Они горделиво смотрят на нас сверху вниз и считают нашу культуру или ничтожною, или каким-то большим и загадочным «недоразумением».

А ведь это было написано в 1948 году! Тогда еще он предупреждал о том, что может быть с Россией, — 51 год назад! И эта программа осуществляется у нас сейчас. Практически уже многие из ее пунктов воплощены в жизнь. Итальянский журналист Джульеэгго Кьеза, 17 лет проработавший в России журналистом* вынес уже приговор нашей стране в своей работе «Прощай, Россия!». Он констатирует, что Россия умирает как самобытная страна, субъект истории. Он пишет, что американские политики — Бжезинский, Киссинджер и другие убеждены в том, что России не подняться. Читайте же, что. пишет И. Ильин:

«Итак, Западная Европа не знает России. Но неизвестное всегда страшновато... вот уже полтораста лет Западная Европа боится России... Россия — это загадочная. полуварварская «пустота»; ее надо «евангелизировать» иди обратить в католичество, «колонизировать» (буквально) и цивилизировать; в случае нужды ее можно и должно использовать для своей торговли и для своих западноевропейских целей и интриг; а впрочем, ее НЕОБХОДИМО ВСЯЧЕСКИ ОСЛАБЛЯТЬ. Как?

Вовлечением ее в невыгодный момент в разорительные для* нее войны; недопущением ее к свободным морям; если возможно — то расчленением ее на мелкие государства; если возможно — то сокращением ее народонаселения (например, поддерживанием большевизма с его террором— политика германцев 1917—1939 гг.); если возможно — то насаждением в ней революций и гражданских войн (по образцу Китая); а затем внедрением в Россию «международной закулисы», упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западноевропейских форм республики, демократии или федерализма, политической и дипломатической изоляцией ее, неустанным обличением ее мнимого «империализма», ее мнимой «реакционности», ее «некультурности» и «агрессивности».

Все это мы должны понять, удостовериться в этом и никогда не забывать этого. Не для того чтобы отвечать на вражду ненавистью, но для того, ЧТОБЫ ВЕРНО ПРЕДВИДЕТЬ СОБЫТИЯ И НЕ ПОДДАВАТЬСЯ СТОЛЬ СВОЙСТВЕННЫМ РУССКОЙ ДУШЕ СЕНТИМЕНТАЛЬНЫМ ИЛЛЮЗИЯМ.

В мире есть народы, государства, правительства, церковные центры, закулисная организация и отдельные люди —, враждебные России, тем более нерасчлененной России. Подобно тому, как есть «англофобы», «германофобы», «японофобы», так мир изобилует «русофобами», врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех. Это надо продумать и прочувствовать до конца...»

Есть у И. Ильина и некоторые рецепты выхода России из кризиса. Они изложены в статье «Что нам делать» за 1955 год.

«С самого начала нам надо признать, что кризис, приведший Россию к порабощению, уничтожению, мученичеству и вымиранию, был в основе своей не просто политический и не только хозяйственный, а духовный... Политические и экономические причины, приведшие к этой катастрофе, бесспорны. Но сущность ее гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это и есть кризис русской религиозности... Мы не должны, мы не смеем упрощать и снижать проблему нашего духовного возрождения.

Мы должны честно, как перед лицом Божиим, исследовать наши слабости, наши даны, наши упущения; признать их и приступить к внутреннему очищению и исцелению. После того, что произошло в России, мы, русские люди, не имеем никакого основания гордиться тем, что мы в чем не передумали и ничему не научились, что мы остались верны нашим доктринам и заблуждениям, прикрывавшим просто наше недомыслие и наши слабости. России не нужны партийные трафареты? Ей не нужно слепое западничество! Ее не спасет слафянофильское самодовольство! России нужны свободные умы, зоркие люди и новые религиозные укорененные творческие идеи. И в этом порядке нам придется пересматривать и обновлять все основы нашей культуры».

А вот следующий абзац, выписанный нами ИЗ МАНДАТА НА РУКОВОДСТВО ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ЦЕНТРА «ХЭРИТИДЖ ФАУНДЕЙШН» за 1988 г., оставим без комментариев, без них все ясно.

«...Новой администрации необходимо разработать долгосрочную стратегию относительно деколонизации советских национальных республик, входящих в состав советской империи. Для начала новый президент должен назвать Советский Союз его подлинным именем — последней колониальной империей в мире. Затем предложить моральную и прочую соответствующую поддержку антиколониальным национально-освободительным силам внутри СССР. Одобрение, которое получат США от половины советского населения, в значительной степени компенсировало бы предсказуемо негативную официальную реакцию Советов».