Большое путешествие обезьян

Академики отнеслись к идее профессора Иванова неодобрительно. Ведь даже гимназистам известно, что человек и антропоидные обезьяны относятся не только к различным видам, но и к различным родам семейства человекообразных. Между тем скрещивания даже между различными видами одного и того же рода дают помеси со значительными затруднениями, и последние, в большинстве случаев, оказываются бесплодными. То есть успешность опытов по скрещиванию человека и высших обезьян является более чем сомнительной. И, кроме того, опыты потребуют огромных материальных затрат. Даже если профессору удастся получить приплод от обезьяны и человека, для решения поставленной проблемы — определения степени биологического родства между человеком и антропоидами — необходимо этих гибридов вырастить и получить от них, по крайней мере, второе поколение. Таким образом, речь идет о сумме, в десятки раз превышающей представленную профессором годовую смету экспедиции, — 15 тысяч долларов или 30 тысяч рублей (сумма по тем временам огромная). Не лучше ли истратить эти деньги на что-нибудь более полезное для науки? Да и есть ли вообще у Советского правительства такие деньги?

АРГУМЕНТЫ...

Деньги у правительства были. Не дожидаясь одобрения академиков, “кремлевские мечтатели” выделили на экспедицию 10 тысяч долларов. Очень им хотелось, наверное, получить убийственный аргумент в борьбе с церковниками. Вспомним, кстати, что на дворе 1925 год. Страна только-только, благодаря НЭПу, начинает оживать. Люди еще не забыли ужасный голод 1921–22 годов, когда в пищу шло все — крысы, сапоги и даже... человечина. И все же деньги нашлись. И академики экспедицию одобрили — а что им еще оставалось?

Верил ли сам профессор Иванов в то, что ему удастся скрестить обезьяну с человеком? Вряд ли. Вот как он говорит об этом в своем докладе академикам:

“Получение гибридов между различными видами высших обезьян весьма вероятно. Появление гибридной формы между человеком и обезьяной менее вероятно, но возможность этого не исключена”. Опытами в области физиологии оплодотворения млекопитающих профессор занимался с 1898 года, и собирался он в Африке изучать, я полагаю, исключительно обезьян. Почему в Африке? Да потому что антропоидные обезьяны вне тропической зоны живут очень недолго и, как правило, не размножаются. Но представьте, что бы было, приди он к комиссарам и попроси денег на обезьян. “Вы бы, профессор, пока на кошечках потренировались, — наверняка ответили бы ему комиссары. — Мы тут мировую революцию раздуваем, а вы нам своих несознательных макак предлагаете!” А вот скрестить человека с обезьяной — это же
совсем другое дело! Это уже “ценные данные”, аргументы, которые можно использовать в “борьбе против идеализма и витализма и обогатят содержание естественно-научных основ материализма!”

...И ФАКТЫ

И вот 4 февраля 1926 года профессор Иванов вместе с сыном, студентом 4-го курса Московского университета, отправляются в Париж. “Вы там поосторожнее, в Африке, — напутствуют друзья. — Все-таки туземцы, которых вы собираетесь с обезьянами скрещивать, они как-никак французские граждане”.

Франция встретила профессора финансовым кризисом. Из-за падения курса франка Пастеровский институт отказался от своих обещаний субсидировать экспедицию. Но не так-то просто остановить пытливого русского ученого: он садится на первый же пароход во Французскую Гвинею.

Приехав на Пастеровскую станцию, расположенную в 150 километрах от столицы Французской Гвинеи города Конакри, профессор обнаружил, что из тридцати с лишним шимпанзе, содержавшихся в клетках, нет ни одной половозрелой. Сотрудники станции объяснили, что местные туземцы охотятся на обезьян крайне варварским способом. Выследив семейство шимпанзе, охотники загоняют обезьян на дерево, затем вырубают вокруг дерева лес и разводят костер с одурманивающими травами. Задыхаясь от дыма, обезьяны бросаются вниз, где их забивают дубинами и травят собаками. Убив взрослых и сильных обезьян, негры собирают молодняк. Поэтому на Пастеровскую станцию шимпанзе попадали исключительно в детском возрасте, часто искалеченные и умиравшие сразу же после доставки.

Попытки профессора купить взрослых обезьян у частных владельцев также ни к чему не привели, поскольку обезьяны формально находились под охраной закона и никто без специального разрешения не имел права охотиться на них или держать у себя дома.

Около месяца профессор с сыном живут на Пастеровской станции, собирают гербарии, кастрируют обезьяньи трупы и коллекционируют истории о сексуальных контактах туземцев с обезьянами. Оказалось, что у негров с давних пор существует немало рассказов о похищении женщин самцами антропоморфных обезьян и о прижитии с ними детей. На просьбы профессора показать ему этих “прижитых детей” или хотя
бы изнасилованных обезьянами женщин негры всякий раз отвечали категорическим отказом. Наконец, профессору удалось выяснить, что негры относятся к обезьянам, и особенно к шимпанзе, как к низшей человеческой расе. Так что женщины, изнасилованные обезьянами, считаются у них оскверненными и, с негласного одобрения племени, бесследно исчезают.

Любопытно, что подобные истории рассказывали не только туземцы, но и чиновники французской администрации. По их словам, жертвы сексуального насилия обычно погибают в объятиях обезьяны: при вскрытии у них неизменно оказывалась раздавленной грудная клетка.

Тем временем в Африке начался сезон дождей, когда какая-либо охота на обезьян становится невозможной, и профессору пришлось вернуться во Францию. С мая по сентябрь 1926 года семейство Ивановых неплохо проводит время в Европе. В августе они едут в Англию, посещают научные центры в Оксфорде и Кембридже и даже участвуют в работе съезда Британской ассоциации зоологов. Все это время
профессор пытается раздобыть столь необходимых для опытов обезьян. В первую очередь горилл, орангутангов и гиббонов, которые не водятся в Гвинее. Так, он обращается с просьбой о помощи к мадам Абрен, владелице крупнейшего частного обезьянника (около 120 обезьян), расположенного на Кубе. Мадам поначалу соглашается, но затем присылает письмо с отказом, объясняя, что опасается скомпрометировать себя в глазах людей ее круга.

К этому времени слухи о “богопротивной” экспедиции “красного” профессора распространились довольно широко. И Пастеровский институт стал получать множество писем с угрозами от церковников и членов ку-клукс-клана. Возможно, подобные письма получала и мадам Абрен.

ШОУ ДЛЯ КРЕМЛЕВСКИХ СПОНСОРОВ

Наконец, профессору повезло. Один богатый француз, охотник-спортсмен, подарил ему двух взрослых самок шимпанзе. Но даже этот спортсмен, имевший лучшее по тем временам снаряжение, отказался ловить самцов шимпанзе. По его словам, самцы обладают такой колоссальной силой, яростью, проворством и смелостью, что взять их живыми — предприятие практически невозможное. В то время ведь еще не было ружей, стреляющих шприцем со снотворным.

В начале октября экспедиция снова прибывает в Гвинею. С французами из Пастеровского института профессор к тому времени, видимо, окончательно разругался. Он отказывается проводить свои опыты на базе Пастеровской станции и начинает строить свой обезьянник.

В колонии все делается не спеша. То, на что в Европе уходит неделя, в колонии — несколько месяцев. Здесь вы можете столкнуться с проблемой отсутствия обычных гвоздей и проволоки. А если вы нашли в колонии слесаря или столяра, считайте, что вам необычайно повезло. Впрочем, все необходимое вы можете заказать во Франции, и заказ свой, вероятно, получите месяца через два. Так что только ко второй половине января 1927 года строительство обезьянника было окончено.

Итак, что наша экспедиция имеет на конец 1926 года? Двух самок шимпанзе, подаренных французским спортсменом, и смутные надежды получить обезьян других видов. Опыты по гибридизации еще даже не начинались, рабоче-крестьянские денежки потрачены непонятно на что. В июле надо будет возвращаться в Россию. На просьбы о дополнительном финансировании и продлении срока экспедиции Совнарком отвечает категорическим отказом. Именно в этот момент профессор, видимо, принимает решение отказаться от опытов по скрещиванию разных видов обезьян и заняться организацией шоу для кремлевских спонсоров — “опытами” по скрещиванию обезьяны с человеком.

30 декабря 1926 года профессор Иванов с группой туземцев-охотников отправляется в джунгли ловить обезьян. Туземцам профессор объяснил, что старые негуманные методы охоты неприемлемы, и обещал выплатить премию — по 1000 франков за каждую пойманную взрослую особь шимпанзе. Обрадованные туземцы оставили в лагере свои дубинки и помчались на охоту. Первый же самец шимпанзе, на которого они набросились всем скопом, убил одного охотника, двоих покалечил и ушел. После чего охотники далеко послали профессора вместе с его премией и принялись по старинке ловить шимпанзе-подростков.

И все же две самки у профессора есть. 28 февраля 1927 года он приступает к эксперименту. Донором семени, видимо, был его сын. С первой самкой все прошло довольно успешно. Обезьяну усыпили хлорэтилом в специальной герметичной клетке. Когда прекратили подачу газа и вытащили самку из клетки, она уже не дышала. После двух минут интенсивного искусственного дыхания обезьяну вернули к жизни и через эластичный катетер впрыснули человеческую сперму. Но вторая самка сражалась за свою честь до последнего. Она едва не разнесла весь обезьянник. Туземцы, панически боящиеся шимпанзе, разбежались. Так что успокаивать сердитую “даму” пришлось сыну профессора, в результате чего молодой человек оказался с рваной раной в госпитале.

ТУЗЕМНЫЕ ЖЕНЩИНЫ И ЦИВИЛИЗОВАННЫЕ МУЖЧИНЫ

Итак, полдела сделано. Осталось лишь провести обратный эксперимент — оплодотворить человеческих самок семенем обезьяны. И тут профессор сталкивается с новой проблемой — невозможностью нанять для опытов туземных женщин. Оказалось, в силу бытовых и социальных условий в Гвинее нет женщин, брошенных на произвол судьбы. Пока женщина не вышла замуж, она находится на иждивении родителей или ближайших родственников. Если она овдовела, то переходит в качестве жены к ближайшему родственнику умершего. Религиозные и бытовые условия таковы, что женщина ни в коем случае не захочет добровольно подвергнуться опыту. Ведь по туземным обычаям женщина, вступившая в сексуальный контакт с обезьяной, считается оскверненной, ее убивают родичи.

Профессор попытался уговорить губернатора разрешить ему под видом лечения ввести обезьянье семя туземкам, находящимся в госпитале. Но губернатор непреклонен — проведение таких опытов возможно только с согласия женщин. Впрочем, профессору обещали прислать для опытов несколько пигмеек из Габона. Но так и не прислали. Любопытно, как профессор сообщает об этом в своем отчете:

“Заказанные в колонии гиббоны, шимпанзе и пигмеи доставлены не были”. Вот так, в один ряд, через запятую. Впоследствии профессор подытожит: “женщину, которая бы согласилась забеременеть от обезьяны, проще найти в Европе, чем в Африке”.

Кстати, в архиве Российской Академии наук сохранилось несколько писем от мужчин-зоофилов, добровольно предлагавших свои услуги. Вот фрагмент одного из них:

“...Я хотел бы узнать относительно оплодотворения обезьян, пойманных профессором Ивановым. По газетным данным, оплодотворение должно производиться искусственно, за неимением желающего мужчины для естественного. Если Ваше будет согласие на естественное оплодотворение, у меня есть человек, всем здоровый — предлагает свои услуги. Но прежде хочет узнать условия: будет ли сохранена за ним его служба; какое вознаграждение; за чей счет поездка в Западную Африку; каков срок; будет ли его имя оглашено”.

БОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ОБЕЗЬЯН

В марте 1927 года профессор неожиданно получает дополнительное финансирование из России: Институт экспериментальной эндокринологии Наркомздрава попросил его достать 10—15 шимпанзе для Сухумского питомника. Деньги были переведены в конце мая, и, несмотря на сезон дождей, профессор едет в Берег Слоновой Кости, где, как ему сообщили, уже пойманы семь взрослых обезьян (два самца и пять самок). Путешествие это было очень тяжелым. Идти приходилось через лес, где свирепствовали тропические болезни. Малейшее промедление грозило опозданием на пароход, который ходил раз в три недели. Путь в 800 километров пришлось проделать практически без остановок для отдыха.

В Гвинею профессор вернулся с пятью самками шимпанзе, из которых, правда, одна уже была беременной и еще одна не достигла половой зрелости. Куда делись два самца — неизвестно, наверное, умерли в дороге.

1 июля 1927 года профессор с сыном садятся на пароход до Марселя. С собой они увозят 13 шимпанзе. Из них три самки, подвергнутые искусственному осеменению, еще три самки, предназначенные для опытов, и семь обезьян-подростков. По пути до Марселя, благодаря тщательному уходу и удобным клеткам, погибли лишь две обезьяны. (Обычно при доставке обезьян из Африки во Францию гибнет не меньше половины партии.) Шимпанзе очень плохо переносят морскую качку, а также назойливое желание скучающих на палубе пассажиров кормить их всякой дрянью.

Всех выживших обезьян предполагалось доставить в Сухуми и уже там продолжить опыты. Во избежание заноса в Сухумский питомник паразитов профессор Иванов собирался из Марселя заехать в Париж и там, в Пастеровском институте, тщательно обследовать кишечник и кровь обезьян. Однако по прибытии в Марсель профессор получает распоряжение из Наркомздрава — обезьян в Париж не возить. После долгих хлопот профессору удалось временно пристроить обезьян в марсельском зоологическом саду. Сам же он отправился в Париж, чтобы уладить все формальности по дальнейшей транспортировке обезьян из Марселя в Сухуми.

В Париже он серьезно заболел. Сказалось, видимо, путешествие в Африку. Одновременно и у сына профессора начался приступ малярии. Транспортировка обезьян была поручена представителю Наркомздрава во Франции доктору Рубакину. В результате из 11 обезьян в Сухуми добрались только две. Да и те, прожив чуть более месяца, погибли. Вскрытие трупов показало, что обезьяны скончались от сильного паразитарного заражения. При обследовании органов двух оплодотворенных человеческим семенем обезьян было установлено, что зачатие у них так и не наступило.

ФИНАЛ

Между тем профессор с сыном проявляют поразительное равнодушие к судьбе отправленных в Россию обезьян, а это ведь единственный результат их экспедиции! Но Ивановы как ни в чем не бывало поправляют здоровье на французских курортах. Видимо, какие-то комиссарские деньги у них еще оставались. А далее случается самое, на мой взгляд, невероятное: семейство Ивановых возвращается в Советскую Россию! Деньги потрачены, кроме обезьяньих трупов предъявить им абсолютно нечего. Казалось бы, на верную смерть едут люди. Но советская власть ни единым словом не выразила своего неудовольствия. Профессор быстренько написал отчет для Академии наук, типа “извините, ребята, фокус не удался”, и занялся своими обычными исследованиями по искусственному осеменению парнокопытных. Более того, в публичных выступлениях он продолжал настаивать на необходимости продолжения опытов по скрещиванию обезьян с человеком. И даже обращается в Совнарком с предложением о создании новой отрасли животноводства — обезьяноводства.

Арестовали профессора Иванова в декабре 1930 года, но уже через полгода освободили. Хотя, казалось бы, имели все основания обвинить в сотрудничестве с гвинейской разведкой. Иванова сослали в Алма-Ату, но при этом разрешили занять профессорскую должность на кафедре физиологии животных Казахстанского ветеринарно-зоотехнического института. В Алма-Ате профессор Иванов и умер 20 марта 1932 года от кровоизлияния в мозг в возрасте 62 лет.

Как объяснить эту сверхъестественную гуманность советской власти к ученому, я не знаю. Быть может, профессор Иванов ездил в Африку совсем не за обезьянами? Но, в таком случае, что могло интересовать советскую разведку в Западной Африке в 1926 году? В разжигании национально-освободительного движения среди туземных племен профессор вроде бы не замечен. А может, и не был профессор шпионом. Ведь время тогда было странное: за пригоршню зерна расстреливали, а растрату 20 тысяч золотых рублей могли и не увидеть. Или был, предположим, у профессора какой-то покровитель среди “кремлевских мечтателей”: ведь деньги на экспедицию Совнарком дал вопреки скептической позиции Академии наук. Как бы там ни было, а профессор Илья Иванович Иванов стал первым ученым, попытавшимся скрестить обезьяну с человеком. Первым и, насколько я знаю, единственным.

Андрей Воронов